— Не надо. Не надо так жарко, Лоис. Погоди демножко. Погоди. Ей-богу, я даже не знаю, что тебе сказать. Все хорошее, как и плохое, происходит неожиданно.
— Ээй, ты что?!
Евгений Кулановский открыл глаза и с отвращением уставился на Альберта, который тряс его за плечо.
— Боже, — сказал он хриплым со сна голосом, — только что перед моим внутренним взором витал прелестный образ, и вдруг я вижу твою физию! Такие потрясения вредны для старого человека. Оставь меня, юноша. Пожалей мое дряхлое сердце.
— Ничего, оно переживет, — грубо заявил Альберт. — Где ты вчера шатался? Судя по всему, ты явился на рассвете?
— Не спрашивай, не спрашивай, не выканючивай, — Евгений сладко потянулся и уперся головой и ногами в борта койки, — мне дико повезло, дорогой мой, я встретил человека, благодаря которому мое пребывание здесь приобретает особый смысл и значение. Эта девушка — воплощение жизнерадостности и веселья. А ты знаешь, как я люблю веселых людей!
— О господи, — сказал Альберт, — ты забываешь, где мы находимся. Это по меньшей мере легкомысленно.
— Ох, не говорите мне о здравом смысле, я вас умеляю! Мне надоел здравый смысл и все разновидности здравомыслия. Хочу быть диким и свободным, поросшим шерстью и чешуей!
— Это невозможно, — сказал Альберт, — чтоб чешуя и шерсть одновременно…
— А вот и возможно, а вот и возможно! — запел Евгений, соскакивая с койки.
— Женька, не дурачься! Послушай…
— Старого, умудренного? Не хочу, не хочу слушать, не хочу слышать. Я все знаю, все понимаю, но остаюсь при своем твердом убеждении, что мне очень-очень повезло: я встретил существо удивительное, достойное почестей царских, лучших в мире стихов и моего ухаживания.
— Ну смотри сам. Как знаешь. Ты человек взрослый. Самостоятельный. И прочее. Только напрасно, мне кажется, ради ветреных красавиц ты позабросил своих мальчиков-зайчиков.
— А что? Что-нибудь случилось?
— А вот что. Сегодня утром, пока ты отсыпался после рандеву, я прогуливался по палубе и видел, как нас догнал вертолет и на «Святую Марию» спустили еще одного пассажира. Это было очень эффектно. Лайнер и вертолет в океане.
— Еще одного пассажира? Это становится интересно. И кто же наш новый пассажир? — Евгений вновь стал серьезным настолько, насколько это было ему доступно.
— Некто Сэм Смит.
— Откуда ты узнал?
— Я случайно слышал, как он представился капитану.
— Ты не находишь, что наш корабль представляет интерес для слишком большого количества людей? Моя интуиция подсказывает, что за всем этим что-то скрывается. Какая-нибудь афера в международном плане.
— Теперь и я начинаю так думать. Поэтому твое увлечение тем более мне не представляется своевременным.
— Ах, не скажи, ничего нельзя загадать. Да и когда любовь была своевременной? Она всегда кому-то или чему-то мешала. Нет, но все же хотелось бы понять, почему они все так рвутся на «Святую Марию»?
— Может быть, ты представишь меня своей пассии?
— Я слишком плохо говорю по-английски, чтобы найти для этого слова.
— This is a friend of mine, Женечка.
— Я подумаю над вашим предложением, мистер Альберт.
Живчик и Ленивец в помятых костюмах (они спали, накрывшись брезентом, на дне бассейна, откуда на ночь спускали воду) прошли по знакомому коридору к злополучной четыреста первой каюте.
Живчик ощущал во рту отвратительный металлический привкус после вчерашней драки, после почти бессонной ночи, после всей этой суеты и кутерьмы, связанной с розысками проклятого Дика Рибейры.
«Я стар. Я устал. Я болен. И чего еще хочет от меня этот набитый здоровьем боров?»
— Слушай, вельо, я шагу не могу ступить: расползаются брюки, — смущенно шептал Ленивец.
— Я ж тебе дал булавку! — прошипел Живчик.
— Она не держит!
— Ну не знаю. Потерпи. Мы не можем сейчас идти в бюро обслуживания. Вот увидим Миму, я попрошу ее зашить дыру. А пока закройся ладошками спереди и сзади и шагай.
Они прошли, как могли, с независимым видом мимо портье и его доски с ключами и проникли в заветный отсек.
— Смотри, огнетушитель повесили!
— Тише ты!
— А кондуктора убрали, — с некоторым сожалением произнес Ленивец.
— Если Миму выполнила наш приказ, Дик уже дожидается в своей каюте.
На этот раз Живчик быстро справился с капризным замком. Они вошли в каюту.
На койке Дика лежал здоровенный негр и читал газету. Огромные ноги в грубых матросских шкрабах он изящно примостил на полированной спинке кресла.
— Ты кто такой? — в отчаянии заорал Живчик. — Как сюда забрался?
— Это не Дик?
— Какой к черту Дик! Дик белый!
Негр с не меньшим изумлением взирал на посетителей. Он снял ноги со спинки кресла и сказал:
— Меня зовут Даниил. Что вам угодно, сеньоры?
— Будь ты проклят и прокляты твои родители! Что ты здесь делаешь, в чужой каюте?
— А что делаете здесь вы, сеньоры? Эта каюта вам тоже не принадлежит, насколько мне известно.
— Заткнись, ублюдок! Отвечай на вопросы, или мы свернем тебе шею!
В это время и даже несколько раньше техник Альдо Усис подошел к портье и спросил:
— Не приходил пассажир из четыреста первой?
— А? Кто? — портье с трудом оторвался от увлекательного детектива, сочиненного неким Питером Иком.
— Я говорю о четыреста первой. Там есть кто-нибудь?
— Есть, есть. Донья Мимуаза брала ключ, а еще кто-то с ней был. Есть там люди.